Название: Would you cry for me?
Автор: Allive
Пейринг: летоцест
Рейтинг: R
Жанр: эм… что-то непонятное
Дисклаймер: все принадлежат сами себе.
Саммари: «Твой полёт всего лишь сон…» (с) А-мега
Предупреждение: Slash. возможно, ООС. Открытый финал. Наверное…
Комментарии автора: Всё до ужаса банально.
Посвящение: I.never.S. C днем рождения, зайка!
Размер: мини
Статус: закончен

He said, "There’s a paradise/paradox beneath me"
She said, "Am I supposed to bleed?"
He said, "You better pray to Jesus"
She said, "I don’t believe in God"
Buddha for Mary (оригинал 30 Seconds to Mars)

Моя жизнь для меня была особой ступенью – дорогой только вперёд. У меня всегда были определённые цели в жизни, я умел добиваться всего, что мне надо, зачастую не гнушаясь самыми гнусными способами и всегда повторяя фразу: «Цель оправдывает средства». Много времени прошло, прежде чем мои собственные приоритеты полетели вниз со скоростью света.
В жизни всегда наступает определённый момент, когда ты понимаешь, зачем живёшь и к чему стремишься. И казалось, я нашёл то, чем я хочу заниматься, нашёл своё призвание, осуществил свою мечту.
Музыка.
С самого моего детства она была рядом со мной, была моей проводницей в этом безумном мире, и доверял я только ей одной. Разве что мой брат был особым исключением, потому что для меня и музыка, и он всегда были неотъемлемой частью моей жизни.
Много позже, колеся по миру с группой, я вдруг осознал, что я неотвратимо меняюсь. Что меня меняет моя музыка, что я просыпался ночью с очередным мотивом в голове, и мелодия рождалась, казалось, из ниоткуда, и это пугало меня. Меня мучили кошмары, я задыхался во сне, открывал глаза, чувствуя боль во всё теле, захлёбываясь собственными криками и сходя с ума от головных болей, когда барабанные перепонки разрывала только мною слышимая музыка.
Я отдал бы всё, чтобы тогда понять истинное то, к чему и стремился всю свою жизнь.
Я отдалялся от друзей, брата, семьи. Я стал озлобленным, жестоким, принципиальным, и никогда не допускал даже мысли о том, что моя эмоциональная нестабильность напрямую зависит от моего физического состояния и моего здоровья.
И прошло довольно много время, прежде чем я догадался обратиться к врачу.

***

Окно было нараспашку открыто, и ленивый ветер чуть шевелил светлые жалюзи. Разбросанные по столу бумажки собирали нервные руки с длинными аристократическими пальцами. Обладатель этих рук, которым только на пианино и играть, определённо очень нервничал и переживал. Очередное шуршание какой-то папке в его руках заставило меня вздрогнуть и поднять глаза. Немигающие карие глаза смотрели прямо на меня.
– Джаред, – произнёс Кристиан Кейн, откашлявшись, и мне вдруг нестерпимо захотелось заставить его замолчать. Молчи, Крис, чтобы не пожалеть о своих словах. Молчи, я не хочу ничего слышать. Молчи…
– …ты должен понимать, что всё, что я сказал тебе лишь преждевременные итоги, – говорил тем временем доктор Кейн. – Я предлагаю провести повторное обследование и сделать компьютерную томографию…
Я вынырнул из своих мыслей.
– Скажи, – тихо начал я. – Ты уверен?
– Прости? – он нахмурился.
– В результатах обследования, – уточнил я. – Уверен?
Он помолчал и отвёл глаза.
– Да.
Тогда на меня рухнул весь мир, и я почувствовал это непреодолимую ношу на своих плечах.
– Что ж… – проговорил я, вставая. – Спасибо тебе большое, Крис. Я, пожалуй, пойду.
– Джей, с твоими показателями тебе лучше остаться в больнице, – попробовал ещё раз друг. Я покачал головой:
– Спасибо. Но нет.
Я вышел из здания со смешенными чувствами. Что-то пустое разливалось в душе…

* * *

Вечер медленно опускается на город. Огни, яркие, сверкающие, накрывают переходы, причудливое сплетение улиц, тихие переулки, шумные площади и переполненные машинами мосты. Люди идут мимо, скользя равнодушным взглядом по витринам магазинов, по лицам проходящих, таких же равнодушных.
Я поднимаю голову и смотрю вверх. Серое марево, опустившиеся на город, как только солнце ушло за горизонт, охватывало всё вокруг. Высотные здания, как жилые, так и офисные, терялись где-то наверху, там, где человеческий взгляд не мог ухватить конец… или начало?.. башни.
Тупая головная боль, терзавшая меня уже на протяжении не одного месяца, возвращается с новой силой. С той лишь разницей, что теперь я знаю причину.
Первичный рак головного мозга. Опухоль, увеличивающаяся с каждым днём. Крис называл ещё какие-то термины, но я услышал только это.
Рак.
Первая мысль: «Не может быть!». Вторая: «Это какая-то ошибка». И всё равно каким-то нутром я знаю, что это так. Больно. От осознания, что ничего нельзя сделать.
Шесть месяцев. Головные боли, кровь из носа, постоянное недосыпание, резкая смена настроения, зачастую обмороки. Джа, что с тобой происходит?
Шесть месяцев. Обеспокоенные взгляды Шеннона, косые Томо. С тобой что-то не так, друг.
Шесть месяцев. Да, мама, всё в полном порядке. Самочувствие? Отлично! Нет, я хорошо сплю… Да, скоро мы приедем. Нет, я позвоню сам.
Шесть месяцев. Когда ты обратишься к врачу, Джаред? – Со мной всё хорошо, Шенн. Просто я устаю.

* * *

Головная боль, как обычно, навалилась неожиданно. А вместе с ней и слабость. У меня подкосились ноги, и я чуть не рухнул на пол, в последней момент успев схватится за стену.
– Джей? Всё хорошо? – окликнул меня Шеннон, и я выдавил слабую улыбку, поворачиваясь.
– Всё окей, бро.
Почему, почему ему всегда было достаточно моего «всё окей»? Почему он ни разу не подошёл поближе ко мне, чтобы заглянуть в бледное лицо и прочитать всё по моим глазам?
«Шенн, мне иногда так хочется, чтобы ты пересилил свой страх…Чего ты боишься? Меня? Себя? Своих чувств?
Нет. Ты боишься не меня, не себя.
А нас.
И наши чувства. Того, что они могут сделать с нами…»

* * *

…Под ногами чёрный асфальт. Над головой пепельно-серое небо. Впереди – калейдоскоп ощущений и дни, мчавшиеся слишком быстро, так что не успеваешь, как следует всё рассмотреть. Музыка из ниоткуда, автомобильные гудки, ветер, гуляющий по асфальтам. Сырой воздух после вялого дождя, влага тает прямо в пространстве, и надо очень постараться, чтобы не дышать полной грудью.
Взгляд рассеяно скользит по улице, изредка останавливаясь на собственных отражениях в лужах или витринах магазинов. Ничего нового я там не вижу. Разве сто слишком усталое и бледное лицо, впавшие глаза и худую фигуру – за последние месяцы я стремительно худею с каждым днём.
Горько усмехаюсь своему отражению и отворачиваюсь.
Во мне трудно узнать того самогоДжареда Лето.
Я другой.
Не знаю, чего я ждал, когда пришёл впервые к Кристиану Кейну. Заверений, что я здоров? Что я неуязвим и никогда не смогу даже насморк подхватить? Крис просто делал свою работу, он был первоклассным доктором, имел свою собственную клинику, но даже он не был всемогущим.
После разговора с ним, я пытался убедить себя в том, что это случайность, что Кейн просто единственный среди моих знакомых доктор. Но это было бесполезно. Интуитивно я всё знал, когда проходил обследования.
В очередной раз я проклял свою жизнь.
Смотри, Шенн, ты оказался прав.
Шенн, Шеннон...
Дорого стоит – найти человека, который готов пройти с тобой до конца. И совсем невероятно – сохранить любовь к нему.
Я никогда не осознавал, что моя любовь к брату станет чем-то… неправильным. Не таким, как принято в обществе. Я не хотел думать, что он стал для меня больше, чем братом, что он – влияет на меня намного больше, чем кто-либо. Он был единственным, к чьему мнению я прислушивался и… единственным, кого я когда-либо действительно любил.

* * *

…Перед глазами прыгали какие-то точки, и кто-то настойчиво что-то пел в ушах. Хотелось развернуться и накричать на досадливого певца, как угодно фальшивящего, но какая-то часть мозга, ещё не полностью потерявшаяся в запутанных и туманных мыслях, подкинула информацию, что сзади никого нет, вот эти самые ступеньки – ступеньки, такие как у меня дома, ведущие на второй этаж, а рука крепко, держащая за локоть – Шеннона.
Дальше провал – темнота. Пришёл в себя я на кровати в своей спальне, почувствовав, как горячая ладонь скользит по щеке. Я приоткрыл глаза, и голова опять закружилась, и не от не до конца выветрившегося алкоголь, а от того, что его глаза гипнотизировали меня. Резко трезвея, я смотрел на Шенна не мигающим взглядом.
И мечтал, чтобы он, наконец, увидел меня.
Вдруг будто в ответ на мои мысли, он резко отстранился и встал с кровати. Постояв, не шевелясь, несколько минут, которые показались мне вечностью, старший брат тихонько вышел из комнаты.
Я перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку.
Щека просто горела – там, где он прикоснулся.

* * *

…На горизонте собирается гроза, и мне кажется, я вижу черноту туч даже сквозь опущенные веки. Становится так темно, будто ночь без спросу пролилась в небо, поглотив его и не посмотрев на время. Я уже и забыл, что такое прохладные капли, с силой бьющие по лицу.
Хотелось свернуться в клубочек, обхватить себя руками и заплакать. Хотелось раствориться в серых тучах наверху и рассыпаться тысячами капель внизу.
Скольжу расплывчатым взглядом по комнате. Здесь нет цветов – одни голые стены и серый ковер, давно пропитанный пылью. Черно-белое кино с серыми эмоциями и немыми актерами. Да, мне иногда хочется посмотреть на свою жизнь со стороны. Дождаться черного экрана и надписи «КОНЕЦ».
Что-то глухо грохочет, и я не пойму, что: то ли в висках – кровь, то ли гроза, подступающая всё ближе. Или это опять та боль? Потираю пальцами глаза, будто полные битого стекла: они тоже болят, и боль стала неотъемлемой частью моего существования.
Открываю окно, ветер холодит горящие щеки, и я подставляю лицо, окунаясь в мокрую прохладу. Дождь неуверенной поступью крадется по крышам и, застучав по карнизу, легко касается моего лица маленькими холодными каплями.
Тихий скрип двери отвлекает меня. Я вздрагиваю, когда Шеннон подходит почти вплотную. Я молчу, когда он кладёт свою руку мне на плечо.
– Мне только что позвонили, – тихо произносит он, и мне становится страшно. Я не уверен, что хочу слышать, кто это был и зачем.
– Это был Кристиан. Помнишь? Кристиан Кейн.
Я всё ещё молчу.
– Почему ты не сказал мне, Джаред? – его голос срывается, и он еле держит себя в руках.
– Это что-то изменило бы? – спрашиваю, оборачиваясь, только, чтобы вновь как загипнотизированный уставиться в его глаза.
– Я… – он замолкает на полуслове. И вдруг резко притягивает меня к себе, вынуждая слезть с подоконника, упасть в его объятья. Его руки дрожат, когда он аккуратно, будто боясь поранить или сломать меня, проводит ими по моим волосам, пытаясь успокоить. И я не могу понять кого – себя или меня?
Меня бьёт дрожь, и я съёживаюсь в его руках, мечтая испариться, растворится, исчезнуть навсегда.
– Мы справимся, Джей. Мы справимся… – шепчет Шеннон мне на ухо, и его руки неловко и нервно скользят по моей спине, плечам, волосам и вновь вниз. – Всё будет хорошо, не так ли? Всё… будет… хорошо…
И я понял, что самое страшное для него, это не непринятие наших чувств друг к другу. А их потеря.

* * *

Что делает человек, узнав, что ему осталось жить как максимум год? Полгода? Месяц? День? Что он испытает, почувствовав, как вся его жизнь стремительно рушится? Что всё, о чём он мечтал – что-то сделать, что дельное для этого мира – так и останутся мечтами?
Плачет? Рвёт на себе волосы? Идёт пить, загоняться наркотой и отрываться по полной? Кается во всех своих делах в церкви? Составляет завещание?
А скажите, видели ли вы когда-нибудь человека, который реагирует именно так?
Я вот, например, нет.
Первое, что я сделал, это поднял глаза наверх и сказал одно единственное слово.
«Спасибо.»
Ведь всё будет хорошо.
Это не конец моей жизни и не последняя страница.
Всё только начинается.

fin